«Жизнь, жизнь» Арсений Тарковский
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.Живите в доме — и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.
Анализ стихотворения Тарковского «Жизнь, жизнь»
Ахматова и Тарковский познакомились в 1946 году, когда поэтесса выступала в Колонном зале Москвы. Уже при первой встрече Анна Андреевна высоко оценила талант и ум Арсения Александровича, присущее ему непревзойденное знание русской и мировой культуры. Кроме того, ей очень нравились его стихотворения. Двух поэтов связывала крепкая дружба. Они нередко посвящали друг другу произведения. Именно для Тарковский написал «Жизнь, жизнь» в 1965 году. В то время Анна Андреевна чувствовала приближение смерти и боялась ее прихода. Рассматриваемый текст – попытка успокоить великую поэтессу. Кстати, кончина Ахматовой в 1966 году стала сильным ударом для Арсения Александровича. Он произносил прощальное слово на траурном митинге, проходившем в больнице Склифосовского, составлял некролог, сопровождал гроб с телом Анны Андреевны, отправленный самолетом из Москвы в Ленинград, присутствовал на отпевании и на похоронах.
В первой строфе стихотворения «Жизнь, жизнь» провозглашается бессмертие всех и всего на свете. Лирический герой призывает не бояться гибели физического тела – «ни в семнадцать лет, ни в семьдесят». В бессмертии, о котором говорит Тарковский, нет мистики. Оно обеспечивается созидательным существованием в здании мира, что следует из первой строки второй строфы. По мнению Арсения Александровича, культура «устанавливает тесную связь между разными эпохами». Поэтому в стихотворении «Жизнь, жизнь» утверждается способность героя «вызвать любое из столетий», войти в него и дом построить в нем. Тарковский был уверен, что можно путем понимания оказаться в любой стране любой эпохи. Причастность к культуре дает власть над временем, соответственно, дарует бессмертие, несмотря на смертность физического тела.
В лирике Арсения Александровича человеку отведено место «посередине мира». Он представляет собой своеобразный мост, соединяющий микромир и макромир. Порой человек-великан сравнивается с титаном Атлантом, вынужденным на плечах держать небесный свод, подчиняясь воле Зевса. Этот образ используется и во второй строфе стихотворения «Жизнь, жизнь»:
…И если я приподнимаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал…
Стихотворение «Жизнь, жизнь» звучит в картине «Зеркало», снятой сыном Арсения Александровича – Андреем Тарковским. На экраны во многом автобиографическая лента вышла в 1974 году.
Арсений Александрович Тарковский был официально женат трижды.
Первый раз в 1928 году он женится на сокурснице по Высшим Государственным
Литературным Курсам, Марии Ивановне Вишняковой.
Второй раз он заключил брак в 1940 году с Антониной Александровной Бохоновой,
женой критика и литературоведа Владимира Тренина, друга Маяковского и Бурлюка.
Последней его избранницей стала в 1951 году переводчик Татьяна Алексеевна Озерская.
Всмотримся в эту скупую цифирь чуть внимательней.
Биографы Тарковского пишут,
1937 - уход из семьи. Соединяет жизнь с А.А.Бохоновой.
1940 официальный развод с М.И.Тарковской-Вишняковой, заключение брака с А.А. Бохоновой.
1947 - уходит к Т.А.Озерской.
1950 декабрь - оформляет развод с А.А.Бохоновой.
1951 - 26 января - регистрирует брак с Т.А.Озерской.
Бросается в глаза, что уходя из предыдущей семьи Тарковский не спешил оформить
развод с прежней женой и заключить брак с новой. Он словно бы оставлял надежду
одной женщине, одновременно вводя испытательный срок для другой.
Кроме того, Тарковский, уходя из семьи, ни разу не ушел просто так, в никуда,
(разлюбил и ушел), он всегда он уходит на заранее подготовленное,
(чуть не написал, нагретое) , место.
Все биографы пишут о его красоте, ауре и энергетике, о том что в него влюблялись
чуть ли не все женщины появлявшиеся на его горизонте, но любил ли он кого-то из них?
Я не знаю. Стихи, да, посвящал, но любил ли?
Итак, в 1937 году он уходит от матери своих детей (Андрею было 5 лет, Марине 3 годика)
Марии Ивановны Вишняковой,к Антонине Бохоновой. Почему уходит?
Отбросив пустопорожние рассуждения о невиданной силе любви, я искал более
простые и понятные причины событий.И, кажется, нашел.
Собственно первая причина на виду - дети. Которые кричат, пищат, плачут,
которых надо кормить, утирать им носы и попки, а папа поэт,
ему тишина нужна, покой нужен. Ему творить хочется...
К тому же в воспоминаниях Андрея Тарковского я нашел такую примечательную фразу,
«А мама наша была нигилисткой, в быту: ей ничего не нужно было - даже занавесок на окнах.
Она была вне быта. Она представляла особый тип женщин, сформировавшийся в 20-е годы,
для которых самым важным была духовная жизнь, а всё остальное считалось мещанством.»
Думается, это и есть основная причина ухода от первой жены,
ибо сказано- "путь к сердцу мужчины лежит через..."
От Антонины Александровны Тарковский ушел в 47 году и это при том,
что он был обязан ей жизнью в прямом смысле. Все биографы едины
во мнении что именно она сумела вывести его с фронта в Москву и добиться реампутации
раненой ноги в Институте хирургии, которую провел знаменитый в то время
профессор Вишневский, шестой операцией остановивший газовую гангрену...
Чувство благодарности одно из главных человеческих чувств и я стал искать
весомые причины ухода Арсения Александровича из второй семьи.
И наткнулся вот на это,
Поэт и переводчик Семен Липкин рассказывал,-
Затем возникла Тоня... (Тренина, по первому мужу)... Это была женщина красивая, добрая,
мягкая, но она не была властной... Она была куколкой... Прелестной, милой, доброй, порядочной,
- и ему было тяжело... Квартира была такая: на первом этаже (на Серпуховской где-то,
если я не ошибаюсь)... одна комната темная (без окна), другая хорошая; в темной спала
дочь Тони, которая его очень не любила (почему, я не знаю)... Ему было очень тяжело:
путь к дому часто заливался водой, а ему было очень трудно, на костыле... на костылях...
Мое мнение, которое я доказать не могу, заключалось в том, что у Татьяны была хорошая
квартира, в удобном месте, и это по-человечески понять можно... Как женщина, она была,
по-моему, непривлекательна... Сухая... Например, мы жили в одном доме на Черняховской;
встречаемся, - она жалуется, что Арсик не переводит, ленится... Мне она не нравилась...
Ну... ничего такого плохого о ней я сказать не могу... Я не думаю, что он ее любил."
Итак, мне кажется, причина ухода от Бохоновой, как и от Вишняковой, банальна и прозаична
- «рыба ищет где глубже, а человек где лучше» .
Третья жена Тарковского, по советским меркам, являлась состоятельным человеком.
В качестве переводчика с английского переводила известных английских писателей:
Т. Драйзера, О. Генри, А. Кронина, Катарину-Сусанну Причард, Джона Брейна и многих других.
В 60-е годы были очень популярны романы Джона Брейна «Путь на верх» и «Жизнь на верху»
в её переводе. Многие переводы печатались в журнале «Иностранная литература»,
а роман А. Хейли «Аэропорт» был признан лучшим переводом года.
Огромный успех имел роман М. Митчел «Унесённые ветром» в переводе Озерской,
а кроме того, ее трудами увидели свет,
Рафаэль Сабатини, Хроника капитана Блада,
Роберт Льюис Стивенсон, Потерпевшие кораблекрушение,
Джек Лондон, Дочь северного сияния,
Чарльз Диккенс, Рождественская песнь в прозе
Теодор Драйзер, Титан (совместно с В. Курела),
Роберт Шекли, Кое-что задаром, Ордер на убийство,
Френсис Скотт Фицджеральд, Первое мая...
Короче, Татьяна Алексеевна была востребованным переводчиком, и следовательно без работы,
а значит и без гонораров не сидела.
Наверное стоит упомянуть что ни один из биографов Тарковского не называет ее красавицей,
точней всего об этом сказал Олег Николаевич Писаржевский, писатель и публицист,
«Красота женская - понятие относительное, а вот порода - это бесспорно. В Тане
порода чувствуется и на расстоянии, и при близком знакомстве».
Дочь поэта Марина в воспоминаниях пишет,-. «– Пять лет он сопротивлялся этому браку,
понимал, что совершает роковую ошибку,но все-таки не сумел преодолеть очень
сильную волю этой женщины.»
Я не думаю что он особо сопротивлялся.
Поэт Александр Ревич близко знавший Тарковских в те времена вспоминает,-
«Я приходил к нему, он тогда уже переселился в дом у станции метро «Аэропорт».
Я приходил к нему, он сидел, поджав одну ногу и культю под себя, на большой тахте,
у него лежали живописные альбомы, он рассматривал всяких художников, одновременно
у него лежали атласы звездного неба, какие-то цветные любительские слайды смотрел он.
Было много музыки. У него была замечательная фонотека, такие пластинки были по тем
временам... Кстати, он первый, у которого я слышал два варианта оперы
«Иисус Христос - суперзвезда».
Любила ли его Татьяна Алексеевна? Бог весть.
Александр Лаврин вспоминал,
"Да. Но я ещё помню, как он в ЦДЛ прыгал на одной ноге, с трудом подавая ей
пальто. Я потом попенял ей, а она: «Я нарочно, чтоб он не чувствовал себя
ущербным…». Да. Но она всё-таки третировала его. Однажды, когда я был у них в
Переделкино, пришли две поклонницы, студенточки. Прямо молились на него.
Он был в ударе, острил, читал стихи. Время шло незаметно, стемнело. И вышло так,
что Тарковским нужно было в Москву, мне и девочкам предложили ехать с ними
вместе. Вела машину Татьяна Алексеевна. Не успели отъехать и ста метров, как
она спохватилась. А. А. что-то должен был взять с собой, но забыл. Боже мой,
как грубо она его отчитала, обозвала бестолочью и ещё не помню как. Поклонницы
остолбенели. А Арсений Александрович виновато-ласково успокаивал её: «Прости,
Танюша, ну ничего, давай вернёмся…». Вернулись.
Я растерянно шептал девочкам: «Не придавайте этому значения.
Он выше этого, он большой поэт!».
Ниже знаменитое стихотворение «Первые свиданья», именно его читает автор
в автобиографическом фильме Андрея Тарковского «Зеркало»,
фильм во многом посвящен матери Андрея, Марии Ивановне Вишняковой (Тарковской),
но это стихотворение посвящено вовсе не ей, а юношеской любви Арсения Александровича,
Марии Густавовне Фальц. Такая вот любопытная нестыковочка, не такие ли нестыковочки
имел ввиду любимый оператор Андрея Тарковского Вадим Юсов снявший «Иваново детство»,
«Андрей Рублев» и «Солярис», когда говорил, что одной из причин, по которым он
перестал работать с Андреем, было то, что он, Юсов, внутренне не принял сценарий
«Белый день» («Зеркало»)."Мне не нравилось, что, хотя речь в нем явно идет о самом Андрее Тарковском,
на самом деле в жизни все было не так: я знаю его отца, знал маму… Поклонники «Зеркала», наверное,
возразят мне, что художественный образ и не должен во всем совпадать с реальным. Это я понимаю,
согласен, не должен. Но я видел иное: непонятное и неприятное мне стремление встать на небольшие
котурны, – и это не вязалось у меня с Андреем. Я говорил ему об этом и почувствовал, что он моих
поправок-требований на этот раз не примет, что и мне будет трудно, и я только помешаю ему…»
ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ
Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - Боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин, - когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
1962
На фото, Татьяна Озерская-Тарковская в начале пятидесятых и в начале шестидесятых.
Рецензии
Интересная статья...
Я и сам недавно хотел насладиться стихами Тарковского - не получилось...:)))
Стихи Тарковского неглупые, но часто довольно странные. Не все хорошо читаются...
Его строчка неинтуитивна, и часто приходится напрягаться, чтоб не терять нить
повествования или понять что именно хочет донести до читателя поэт...
Получается, вполне возможен такой вариант, что его на большую поэтическую сцену протолкнула
его последняя жена - крупный переводчик.
Типа: я же - звезда, а значит, у меня не может быть бесталанного мужа!
Не поются его стихи! Нет в них мелодии, поэтического изящества
У его стихов есть какая-то придушенность, неестественность!
Читая его, необходимо напрягаться, делать усилие, чтобы воспринять созданные им образы!
Нет широты, нет тех летучих пушкинских образов, лермонтовской мощи или есенинских разноцветий!
Наоборот, во многих стихах присутствует невнятность образов и строка не всегда читается легко.
Некоторые стихи написаны довольно топорно, грубовато
Иногда встречаются очень странные, даже откровенно корявые словесные конструкции, которые уж
никак не позволительны настоящему мастеру!
В общем, у него хорошее, качественное рифмование, но всё же не тянет его строка на высшую пробу.
Тех, кому Тарковский по душе - я вполне понимаю. Стихи его неглупы, содержательны
У кого структура мозга совпадает с закрученностью мыслей этого поэта - те любят его стихи!
И - на здоровье! Это нормально, вкусы у всех разные - и это даже хорошо.
Но, всё же, до чистой, высокой поэзии, до классики - там далеко...
Спасибо за умный отзыв, Андрей.
Болезненная для меня тема, потому что я ценю стихи Тарковского очень высоко.
Но вы, конечно, не одиноки.
Даже на этом сайте у вас есть единомышленники, например владимирский поэт,
профи, Вадим Забабашкин, вообще считает что Тарковский не более чем эпигон
великого Мандельштама, и с его аргументами
спорить трудно.
Но, скажу немного от себя, насчет - не поются, отлично поются. Самое известное
это песня Ротару-"вот ли лето прошло, словно и не бывало". Есть и много других.
Касаемо остального, как старый опытный графоман, скажу, стихов такого качества
в русской поэзии мало, некоторые его стихи меня порой завораживают приводя то ли в восторг, то ли в транс...))) Ни с Пушкиным, ни с Лермонтовым, такого не бывает,
а слабые или спорные стихи есть у всех, в том числе и у этих двух, разве не так?
А это пара из моих любимых, для понимания ситуации.)
Арсений Тарковский - Ласточки: Стих
Я вместо Симона хвалу вам воздаю.
Не подражайте нам, но только в том краю,
Где Симон спит в земле, вы спойте, как у дурмане,
На языке своем одну строку мою.
Арсений Тарковский - Ветер: Стих
Душа моя затосковала ночью.
А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету.
Над мокрыми сентябрьскими садами,
Как бабочки с незрячими глазами,
И на цыганской масляной реке
Шатучий мост, и женщину в платке,
Спадавшем с плеч над медленной водою,
И эти руки как перед бедою.
И кажется, она была жива,
Жива, как прежде, но ее слова
Из влажных Л теперь не означали
Ни счастья, ни желаний, ни печали,
И больше мысль не связывала их,
Как повелось на свете у живых.
Слова горели, как под ветром свечи,
И гасли, словно ей легло на плечи
Все горе всех времен. Мы рядом шли,
Но этой горькой, как полынь, земли
Она уже стопами не касалась
И мне живою больше не казалась.
Когда-то имя было у нее.
Сентябрьский ветер и ко мне в жилье
Врывается - то лязгает замками,
То волосы мне трогает руками.
". ..отлично поются. Самое известное это песня Ротару-"вот ли лето прошло, словно и не бывало..."
Геннадий, дело как раз в том, что когда я сказал, что стихи его "не поются", я имел ввиду
именно режим ПРОЧТЕНИЯ стиха!
Поэзия сродни музыке и сильные, искусные, гармоничные стихи часто имеют свой ритм и
читаются плавно, распевно, легко - и в этом похожи на музыку.
У Тарковского таких стихов мало.
Кроме того, на качественные стихи, зачастую, трудно наложить музыку, потому что они уже
имеют свой ритм.
А вот на топорные стихи, на стихи, на стихи имеющие ритм марша - музыка часто ложиться великолепно!
Можно попробовать почитать отдельно от музыки тексты известных песен -- и большинство будет
звучать довольно примитивно!
Тексты песен в отрыве от музыки - часто вообще, поэзией не являются!
Зато с музыкой звучат прекрасно.
Поэтому поэты-песенники полноценными поэтами не признавались "за своих", их раньше даже в
союзы писателей отказывались принимать (именно поэтому замечательного поэта-песенника Леонида
Дербенёва и отказывались принимать в Союз писателей - потому что у него не было "чистых" стихов, т.е.
тексты песен в отрыве от музыки звучали по поэтическим меркам довольно убого)
И то, что часть стихов Тарковского хорошо звучит вкупе с музыкой (причём, почти без обработки) -
как раз свидетельствует не в пользу качества его поэзии, ибо большинство песенных текстов сами
по себе - довольно примитивны. Таковы уж законы жанра.
Но, кроме качества продукта, есть ещё и внутреннее строение мозга человека и его индивидуальный вкус
И мне Тарковский, что называется "не зашёл" , не смог я почувствовать близость с его стихами.
Но, стихи есть, неглупые, разносторонние, люди читают - и, в общем-то, разнообразие и возможность
выбора продукта - это хорошо (в данном случае)
.
.
Летайте, ласточки, но в клювы не берите
Ни пилки, ни сверла, не делайте открытий,
Не подражайте нам; довольно и того,
Что вы по-варварски свободно говорите,
Что зоркие зрачки в почетной вашей свите
И первой зелени святое торжество.
Я в Грузии бывал, выходит и я когда-то
По щебню и траве в пустынный храм Баграта -
В кувшин расколотый, и над жерлом его
Висела ваше сеть. И Симон Чиковани
(А я любил его, и мне он был как брат)
Сказал, что на земле пред вами виноват -
Забыл стихи сложить о легком вашем стане,
Что в детстве здесь играл, что, может быть, Баграт
И сам с ума сходил от ваших восклицаний.
.....................
Ох, сложно, ох, сложно он закручивает строчку!
Местами очень тяжело читается, путано, витиевато...
Нет лёгкости, искромётности! - приходится напрягаться.
У вас, очевидно мозг устроен так, что ему созвучен способ построения фраз Тарковским в стихах.
А я, привыкшший к классике, к пушкинской лёгкости стихов - сильно напрягаюсь, читая его
витиеватости.
Стихи его, всё же, тяжелы для восприятия.
"Я в Грузии бывал, выходит и я когда-то
По щебню и траве в пустынный храм Баграта -
В кувшин расколотый, и над жерлом его
Висела ваше сеть. И Симон Чиковани" ---- Ну, как так можно выворачивать язык??????...:)))
В 4 строках понамешал и Грузию, и храм, и щебень, и кувшин, и сеть, и Чиковани!
До чего мутное и тяжёлое четверостишие!
Вроде, и ритм в этом стихе есть, и что-то умное хотел он нам сказать, а красивых, чётких
образов создать в этом стихе всё равно ему не удалось!!!
.
.
И второе стихотворение - всё написано - КАК В ТУМАНЕ!
Как будто откуда-то из бочки...:)))
Подобная стока есть у Лермонтова, но, извините, Лермонтов-то писал ВНЯТНО! Он создавал
чёткие, красивые, сильные образы!
А тут - чУдное, путаное бормотание, как будто написано в бреду...
Кроме того, что значит: "...И кажется, она была жива..."?
А это: "..и женщину в платке,Спадавшем с плеч..." -- так платок у неё на голове или на плечах?
Когда говорят "в платке" - то имеют ввиду, что он надет на голове. И он - тут же на плечах!!!
"...Слова горели, как под ветром свечи,..." - А это что за чудо? Свечи на ветру, вообще-то
до сих пор гасли...:))))
"...И мне живою больше не казалась..." -- Оп-па! Уже успела помереть!....:))))
Воля ваша, Геннадий, но классики таких несуразиц и странностей не пишут.
И таких глупых ляпов у Тарковского достаточно много.
Да и строчку он усложнял СПЕЦИАЛЬНО - прятал несовершенство своих стихов (это известный приём)
"Врывается - то лязгает замками,
То волосы мне трогает руками." --- А это уж совсем низкий уровень подачи. Какой-то ужастик
кромешный получается. Как будто человек бредил и записал свой путанный и мрачный сон.
Это далеко отстоит от высокой поэзии. И писать подобные стихи ЗНАЧИТЕЛЬНО легче, чем писать
сильную, внятную, красивую классику.
Не могу с вами согласится.
1- Пушкина и Лермонтова поют. По вашей логике они не поэты.
2- Два примера Тарковского приведенных мной безупречны и прекрасны.
Не думаю что это стоит обсуждать дальше, позиции ясны, не будем ссорится.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Поэты – мастера жизни.
Они создают свой мир, но через их мир, параллельный нашему, жизнь обнаруживает себя
А. Тарковский
Поэты как люди, наиболее остро чувствующие окружающий мир, всегда задавались вечными вопросами бытия, такими, как философия жизни и смерти. Еще в античности эта тема волновала сердца, и каждая эпоха истории человечества привносила свое в лирическое отражение этого вопроса. Множество русских поэтов рассуждали о жизни и смерти. Это, конечно, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. А. Фет, Ф. И. Тютчев и др.
Я решила рассмотреть философию жизни и смерти в творчестве выдающегося поэта ХХ века Арсения Александровича Тарковского. Необходимо отметить, что его творчество мало исследовано с точки зрения этого вопроса. Тарковского можно назвать нашим современником, за счет этого его лирика нам наиболее близка. Свой выбор я останавливаю на нем и благодаря тому, что очень давно я впервые взяла в руки томик стихотворений Тарковского, что послужило началом многолетней «дружбы» с поэтом. И мне особенно близки строки этих стихотворений и глубокий смысл, заложенный в них.
Мы все уже на берегу морском,
Когда идет бессмертье косяком, - открывая свою работу, я хочу процитировать именно это стихотворение Тарковского «Жизнь, жизнь» как, на мой взгляд, наиболее емко отражающее философию жизни в творчестве поэта. Рассматривая лирику Тарковского, я буду отталкиваться именно от понимания жизни и смерти, выраженного в этом стихотворении.
Цель моей работы – рассмотреть философию жизни и смерти в понимании человека, который был не просто нашим соотечественником и современником, пережившим и Гражданскую войну, и Великую Отечественную войну, а настоящим Поэтом Безусловно, я буду учитывать трансформацию взглядов Тарковского на протяжении творческого пути и нахожу необходимым рассмотреть взаимосвязь глубинных лейтмотивов биографии поэта и его творчества. Сама формулировка темы исследовательской работы определила и метод исследования: интерпретационный, с привлечением факторного материала жизни А. Тарковского.
Я считаю целесообразным обратиться в первой главе работы к фактам биографии поэта, учитывая зависимость лирики как проекции судьбы от личностного пути Арсения Александровича, и через интерпретацию стихотворений из сборников («Перед снегом» (1962), «Земле-земное» (1966), «Вестник» (1969), «Зимний день» (1980)) постараюсь проследить изменение взглядов поэта на тему жизни и смерти, увидеть, как происходило формирование философии жизни и смерти у А. Тарковского, о концепции которой и скажу в заключении своей работы.
Обзор литературы
Метод моего исследования – собственная интерпретация, поэтому главными источниками в моей работе являются сборники стихотворений самого Арсения Тарковского: «Перед снегом», «Земле-Земное» , «Вестник» , «Зимний день» , «От юности до старости», «Гостья-звезда». На творчество этого поэта сильно повлияли факты его биографии, поэтому я обратилась к монографии П. Д. Волковой «Арсений Тарковский» и к книге дочери поэта, Марины Тарковской, «Осколки зеркала», в которых подробно изложена биография Арсения Александровича. Также сильное влияние имело поэтическое окружение Тарковского, и в своей работе я привожу цитаты из книг М. Цветаевой, О. Мандельштама. Ведь неслучайно Ю. Халфин в своей статье назвал Арсения Тарковского «Последним поэтом Серебряного века» Также в связи с формулировкой рассматриваемой мной проблемы, я решила обратиться к трудам русского философа Н. Бердяева.
Философия жизни и смерти в поэзии А. А. Тарковского
Куда меня ведет подруга-
Моя судьба, моя судьба?.
А. Тарковский
Арсений Александрович Тарковский – поэт с уникальной судьбой, такой же неповторимой, как и его лирика на фоне жестоких реалий ХХ века. А лирика Тарковского – это целая жизнь автора, повествование о его судьбе. Я считаю важным наметить основные вехи биографии Поэта, которые считаю наиболее значимыми, сильнее всего повлиявшими на его творчество.
Арсений Тарковский родился 25 июня 1907 года в семье бывшего революционера, «настоящего сына своего времени».
Поэзия в семье Тарковских была одной из главных ценностей. В 1913 Арсений посещал с отцом поэтические вечера приезжавших в Елисаветград поэтов – К. Бальмонта, И. Северянина, Ф. Сологуба, его познакомили со стихами украинского философа – «старчика» Григория Сковороды, который станет героем лирики Тарковского, окажет на нее определенное влияние, в том числе на тему «жизни и смерти» в ней.
В юном возрасте Арсений познал все ужасы Гражданской войны, в 14 лет был приговорен к расстрелу, но сбежал и скитался по Украине, пережил смерть брата Валерия. Но, кажется, уже тогда избрал Свой путь, путь Поэта.
В 20-е годы в жизни Тарковского появилась Мария Густавовна Фальц, его первая любовь, которая всю жизнь оставалась в сердце поэта. Ее он «горше всех любил», но в 1926 году они расстались навсегда, а через несколько лет Мария Густавовна умерла. Существует около 20 стихотворений, посвященных этой женщине, прямых обращений к ней очень немного.
В 1925 году Арсений Тарковский приехал в Москву. Скитаясь по углам, работая распространителем книг и получая образование на Высших государственных литературных курсах (ВГЛК), Арсений был полон присущей молодым людям любви к жизни несмотря на сложности, через которые приходилось проходить. Именно тогда к нему пришло понимание того, что жизнь нужно любить, любить хотя бы просто для того, чтобы выжить. Поэт писал: «Жизнь поэту следует любить, - просто из чувства самосохранения, а то она отомстит: не позволит нам выбирать, а что мы тогда будем делать, не бросать же поэзию, с которой родился, как дети рождаются в сорочке». Метод преподавания на ВГЛК сочетал глубокую эрудицию с чувством единства с прошлым, с творческими личностями всех времен, которые будто бы стали современниками в это «поэтическое» время. И это на фоне, например «Ленинского плана монументальной пропаганды», захватившего все стороны искусства. В 1946 году Тарковский писал об этом времени: «Нас в наших современниках-поэтах поражало отсутствие собственного мироощущения, своего видения» . Поэзия Тарковского никогда не была лишена естественности и своего мнения, что делает его именно настоящим Поэтом
В 30-е годы Тарковский занялся переводами. К этой деятельности его привлек преподаватель Георгий Аркадьевич Шенгели, сыгравший особую роль в жизни и судьбе Арсения Александровича. Шенгели воспитал великую плеяду переводчиков и в какой-то степени определил их судьбу в литературе. Переводы были в те времена очень востребованы, а сами переводчики могли таким образом оберегать то «не совсоциальное» в поэзии от смерти.
Зимой 1928 года Арсений женился на Марии Вишняковой, с которой познакомился на ВГЛК. В 1932 году родился их сын Андрей, 1934 – дочь Марина.
Осенью 1940 г. познакомился с Мариной Цветаевой, которой потом посвятил стихотворные циклы «Чистопольская тетрадь», «Памяти Марины Цветаевой». Участвует в боях Великой Отечественной войны, после тяжелого ранения переносит ампутацию ноги. В 1945 г. подготавливает книгу «Стихотворения разных лет», матрицы которой после постановления ЦК ВКП(б) (1946) были уничтожены. После войны активно занимается переводами с восточных языков, хотя в одном стихотворении напишет: «Ах, восточные переводы, как болит от вас голова»
Как оригинальный поэт Тарковский предстал перед читателями лишь в 1962 г. Его книги «Перед снегом» (1962) и «Земле – земное» (1966) стали литературным событием, а вошедшие туда стихи двух предшествующих десятилетий- явлением современности. В дальнейшем только сборники «Вестник» и «Зимний день» добавят новые произведения в творческое наследие Тарковского, а другие, вышедшие при его жизни сборники окажутся лишь книгами избранного
Широкое признание пришло к Тарковскому лишь в 70-е годы. Но тогда поэт уже стремился подвести итог прожитой жизни. В 80-е он уже практически не писал. Смерть сына в 1986 году окончательно подорвала здоровье поэта. В мае 1989 года он умер.
Арсений Александрович Тарковский с огромный мужеством принимал удары судьбы: запрет, на долгое время преградивший его стихам путь к читателю, безвременную кончину сына. Его лирика – отражение пути Поэта, его отношения к жизни, смерти, которые, безусловно, менялись с прохождением этого пути. Именно поэтому я считаю целесообразным рассмотреть трансформацию философии жизни и смерти в лирике Тарковского по этапам творчества поэта.
Ранняя лирика
Молодость поэта - этап формирования его мировоззрения. И довоенная лирика Тарковского – отражение этого явления.
Поэт по-своему понимал свою ответственность перед своим первенцем Андреем, и в 1934 году написал цикл «Завещание». Это было неким продолжением традиции в семье Тарковских. Ведь в 1905 году своему сыну Валерию написал завещание Александр Карлович Тарковский. Там были такие слова: «Я измучался, исстрадался, но я счастлив сознанием, что ты, мой дорогой, второе поколение народной воли» . Александр Карлович был сыном своего времени, Валерий в той же мере – сыном своего отца. И потому он погиб в 1919 году. А Арсений был Поэтом и служил только этому своему призванию. И его завещание сыну – совершенно конкретное поэтическое определение. Себя, свою жизнь Поэт судит с позиций творчества. Исповедуя те же ценности, что и отец, Александр Карлович, Поэт абсолютно по-другому расставляет акценты в своем завещании:
И каждый вспомнит светлый город детства,
Аул в горах, станицу над рекой,
Где от отцов мы приняли в наследство
Любовь к земле, навеки дорогой.
Любовь, полнота памяти, связь с миром природы, разочарования, ревность и верность, - на это и многое другое обратил внимание в своем завещании Поэт. Андрей Тарковский понял, принял и приумножил наследство отца и, в свою очередь продолжил традицию, оставив в роли завещания свой фильм «Жертвоприношение». В «Завещании» Тарковского обращают на себя внимание следующие строки:
Я не был слеп. Я видел все, что было,
Что стало жизнью сверстников моих,
Что время подписью своей скрепило
И пронесло у сонных глаз слепых.
Он не был слеп, как многие вокруг. Он жил именно в то сложное время, когда любой творческий порыв на корню убивался цензурой. Он не мог писать то, что нужно, лишь то, что хотелось. Несмотря на творческое окружение, он не принимал того, что происходило рядом, в стране:
Мне стыдно руки жать льстецам,
Лжецам, ворам и подлецам,
Прощаясь улыбаться им
И их любовницам дрянным.
Яркий пример размышлений молодого Тарковского над вопросами времени – стихотворение, написанное в 1933 году:
Река Сугаклея уходит в камыш,
Бумажный кораблик плывет по реке,
Ребенок стоит на песке золотом,
В руках его яблоко и стрекоза.
Покрытое радужной сеткой крыло
Звенит, и бумажный корабль на волнах,
Качается, ветер в песке шелестит,
И все навсегда остается таким
А где стрекоза? Улетела. А где
Кораблик? Уплыл. Где река? Утекла.
Все изменяется, все проходит, остается лишь память.
В стихотворениях начала тридцатых годов возникает тема странничества. Первыми странниками у Тарковского стали герои стихотворений «Прохожий» и «Колыбель»:
Что всю ночь не спишь, прохожий,
Что бредешь, - не добредешь,
Говоришь одно и то же,
Спать ребенку не даешь?.
Что ищет Тарковский? Почему взволновала его тема поиска, странствия? Нужно отметить, что и впоследствии Тарковский возвращался к ней. Н. Бердяев писал: «Есть не только физическое, но и духовное странничество. Оно есть невозможность успокоиться ни на чем конечном, устремленность к бесконечности» . Эти слова можно отнести к страннику Тарковскому.
Свое понимание предназначения Поэта Тарковский раскрывает в стихотворении «Сверчок», написанном в 1940 году. Это понимание имеет два полюса. Первый – скромное признание Поэта:
Если правду сказать, я по крови – домашний сверчок,
Заповедную песню пою над печною золой,
И один для меня приготовит крутой кипяток,
А другой для меня приготовит шесток золотой
Но и сверчок способен на многое, - говорит Тарковский в последних строках:
А прислушайся только - и я поведу за собой.
Я весь дом подыму: просыпайтесь, я сторож ночной!
И заречье твое отзовется сигнальной трубой.
Поэт – скромный певец, но в то же время избран и призван для высшей доли. Поляризация мыслей и чувств, двойственность, характерная для Тарковского создает напряжение в лирике Тарковского, но в большей мере эта тема развивается в более позднем творчестве Поэта. Но противоречие – неотъемлемая часть философии и лирики Тарковского. Спор смертности и бессмертия, смирения и дерзкого величия, эти темы, поднятые Тарковским в зрелом возрасте, начали развиваться в его лирике еще в довоенный период.
Тогда же, в 1940 Тарковский обращается к судьбе и пишет:
Что сделал я с высокою судьбою,
О Боже мой, что сделал я с собою!
Стихотворение начинается со строк: «И страшно умереть и жаль оставить всю шушеру пленительную эту» Поэт словно предчувствовал те испытания, которые выпадут на его долю и на долю его Родины: «И тайная тревога меня мучит» Пророческая власть входила в уже тогда сформировавшееся понимание предназначения Поэта у Тарковского.
«Перед снегом»
Я бессмертен, пока я не умер,
И для тех, кто еще но рожден,
Разрываю пространство, как зуммер
Телефона грядущих времен
А. Тарковский
Поэту было 55 лет, когда был опубликован первый сборник его стихотворений. В 1946 году уже шла работа над книгой, однако тогда вышло печально известное постановление партии «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», и поэтический дебют Тарковского пришлось отложить. Как оказалось, на много лет
Сборник, изданный в 1962 году, был названан автором «Перед снегом». Нужно отметить, что в том же году произошел творческий дебют режиссера Андрея Тарковского, сына Поэта. И с этого года творчество отца и сына переплетаются в кинолентах Андрея.
Перед снегом» - книга, создававшаяся 20 лет, поэтому вошедшие в нее стихотворения охватывают самые разные периоды жизни, темы и мотивы творчества. В сборник вошли многие стихотворения, написанные в военный период, поэтому я считаю необходимым рассмотреть военную лирику Тарковского именно в этой главе, обращаясь и к стихотворениям, не включенным в первый сборник.
В самом начале 1940 , за полтора года до Великой Отечественной войны, были написаны стихи «Близость войны»:
Кто может умереть – умрет,
Кто выживет – бессмертен будет,
Пойдет греметь из рода в род,
Его и правнук не осудит.
На предпоследнюю войну
Бок о бок с новыми друзьями
Пойдем в чужую сторону.
Да будет память близких с нами!.
Впервые в поэзии Тарковского звучит мысль, которая будет позднее неоднократно повторяться: «Я бессмертен, пока я не умер» Смерть оставляет после себя только память, но пока он жив, он вправе ощущать себя сверстником вечности, разорвавшим границы времени навстречу прошлому и будущему.
Война спутала жизненные и творческие планы Тарковского. С первых дней войны Поэт надеется попасть на фронт, однако не проходит медицинской комиссии. «В дикий день эвакуации Москвы», 16 октября 1941 года, Поэт вывозит в Чистополь престарелую мать. Там, в проходной комнате деревенского дома рождается цикл «Чистопольская тетрадь», поэтическое свидетельство впечатлений первых трагических месяцев войны, туда же вошли два стихотворения на смерть Цветаевой.
В «Чистопольской тетради» Тарковский обращается к Богу, как взывали к нему многие в те страшные дни:
Я дышать не могу под твоей стопой,
Я вином твоим пыточным пьян.
Кто я, Господи Боже мой, перед тобой?
Себастьян, твой слуга Себастьян.
Пораженный происходящим, Тарковский не верит, что Бог мог послать такое испытание человечеству и, кажется, теряет веру и надежду на высшие силы: «Не дойдут мольбы до Бога»; «Господь не слышит нас»; «Нет больше ни приюта, ни покоя, ни ангела над пропастью беззвездной». «Нестерпимо во гневе караешь, Господь»,-пишет поэт и задумывается над причинами этого гнева:
Мы Господних роз не крали
И в небесные врата
Из зениток не стреляли.
Мы - тщета и нищета-
Только тем и виноваты,
Что сошли в подпольный ад.
А быть может, он, крылатый,
Перед нами виноват?
В это же время Тарковский начинает одно из стихотворений цикла: «Вложи мне в руку Николин образок» Противоречивое отношение к Богу, я думаю, было характерно в те дни для всего русского народа. С одной стороны, разочарование, недоумение, непонимание причин этого «гнева», и, как следствие, сомнение в самом факте существования высших сил закрались в души людей. С другой стороны, в сердцах сохранилась исконно русская, чистая и искренняя вера в то, что Господь не оставит в столь тяжелую минуту.
Тарковский чувствует ничтожность одного человека перед лицом смерти. Арсений Александрович боялся ее. А на войне – смерть предстает перед ним трагедией всего мира. «Смерть на все накладывает лапу»,-пишет Тарковский в «Чистопольских тетрадях», одушевляя ее. Все чувства, кроме скорби, отступают перед этим господством смерти над человеком:
Беспомощней, суровее и суше
Я духом стал под бременем несчастий.
В последний раз ты говоришь о страсти,
Не страсть, а скорбь терзает наши души
Поэт признается: «Я не бессмертен», вновь обращаясь к антитезе бытия и небытия. Только, столкнувшись со смертью на войне, он уже не задумывается о вечности, о бессмертии, понимая, что жизнь может в любой момент оборваться. Я думаю, более всего Поэт боялся забвения и пустоты, которые могут остаться после смерти:
Я ноги отморожу на ветру,
Я беженец, я никому не нужен,
Тебе-то все равно, а я умру
Ведь уход человека должен оставлять память о нем. Умерший должен оставаться живым хотя бы в воспоминаниях. Страх «забытой» смерти и отсутствие веры в жизнь отразились в стихотворении, написанном в 1942 году:
Осколком ли фугаски перешибут мне ноги,
В живот ли пулю влепит эсэсовец-мальчишка,
Но все равно мне будет на этом фронте крышка.
И буду я разутый, без имени и славы
Замерзшими глазами смотреть на снег кровавый,- эти строки Поэт пишет, уже находясь в действующей армии в качестве военного корреспондента. Тарковский не мог отсиживаться в тылу, однако он никогда не кричал о патриотизме. Но война – это явление абсолютно исключительное, и главным делом для него стала защита Родины, достоинства земли и дома. Тарковский пишет строки о любимой стране:
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного – свадебная скатерть
Для сердца сыновьего – негасимый свет.
Нет тебя прекрасней и желанней нет.
Он осознает, что смерть во имя России уже не пуста, не бессмысленна, пусть забудутся имена героев, но их дело не предадут забвению. Тарковский видит единственную правду в спасении Родины, несмотря на безжалостность режима к нему. Россия – его дом, пусть в этом доме и не принимают его. И, кажется, Тарковскому не жаль умереть за нее - ведь русский народ умирал за спасение своей «Матери»: «Хоть бы в пропасть кинуться – тебя отстоять».
Но смерть повсюду, размышления о ней не оставляют Тарковского: «Ни шагу знаки смерти ступить нам не дают» , и в 1944 году Поэт пишет стихотворение «Охота», первые строки которого являются метафорой, отображающей видение мира глазами затравленного оленя:
Охота кончается.
Меня затравили.
Борзая висит у меня на бедре
Но тут же возникает и лирическое «я» Тарковского:
Падает на бок, цепляясь рогами за мокрые прутья.
Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой
Это стихотворение было написано под впечатлениями войны после ранения, в 1944 году. Правда, еще в 1942 Поэт, кажется, предчувствовал:
Немецкий автоматчик подстрелит на дороге,
Осколком ли фугаски перешибут мне ноги
После ранения Тарковский лишился ноги. С пребыванием в госпитале связаны несколько стихотворений. Ключевое из них – «Бабочка в госпитальном саду». Бабочка здесь – не что иное, как душа Поэта. К ней он обращается:
Пожалуйста, не улетай,
О госпожа моя, в Китай!
Не надо, не ищи Китая,
Из тени в свет перелетая.
Душа, зачем тебе Китай?
О госпожа моя цветная,
Пожалуйста, не улетай!
Война пробудила в Тарковском огромную любовь к жизни и обострила страх смерти, показала, сколь прекрасна жизнь и как много возможностей она открывает перед человеком. Силою воли, судьбы, искусством врачей и любовью близких оживала Бабочка-душа.
Но в 1942 году, когда до конца войны оставалось еще долгих 3 года, Поэт написал:
Когда возвратимся домой после этой неслыханной бойни,
Мы будем раздавлены странным внезапным покоем.
Придется сидеть да гадать: отчего мы не стали спокойней?
Куда уж нам петь или плакать по мертвым героям?.
Нет, места себе никогда не смогу я найти во вселенной,
Я видел такое, что мне уже больше не надо
Ни вашего мирного дела (а может быть – смерти мгновенной?),
Ни вашего дома, ни вашего райского сада.
Война полностью меняет человека, не убив физически, она может убить его духовно. Тарковский же остался жив. Война как тяжелое испытание для всего русского народа заставила Поэта переосмыслить вечные вопросы бытия, по-новому взглянуть на философию жизни и смерти.
В стихотворениях первого сборника Тарковский не ограничивался военной тематикой.
Поэт полагает, что все, живущее на свете, обречено. Судьба «идет по следу», и «земной срок» каждого неизбежно подходит к концу. И человек ничего не может с этим поделать, кроме как смириться с приближением смерти и ее непредсказуемостью. Тарковский и сам пытается привыкнуть к этим мыслям:
Здравствуй, здравствуй, моя ледяная броня,
Здравствуй, хлеб без меня и вино без меня!
Сновидения ночи и бабочки дня,
Здравствуй, всё без меня и вы все без меня! – стихотворение «Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был» написано пятидесятилетним Поэтом Все чаще тема смерти возникает в поэзии Тарковского, и все большее противоречие эта тема вызывает в душе Арсения Александровича.
В 1947 году Поэтом было написано стихотворение, не вошедшее в этот сборник, но я считаю необходимым привести его именно в этом разделе:
Смерть никто, канцеляристка, дура,
Выжига, обшарканный подол,
У нее чертог – регистратура,
Канцелярский стул – ее престол.
На губах клиента стынет слово,
Словно рыба разевает рот,
Если смерть, товарищ Иванова,
Арифмометр повернет,
Подошьет под номер пламень плотский.
Все, чем горько мучилась душа,
Погашает росчерк идиотский
Синего ее карандаша.
Тарковского переполняли страх смерти и ненависть к ней. Неприятие и непонимание того «идиотского росчерка карандаша». Как можно живую, пламенную душу Поэта сделать холодной, убить?! Внезапно, не дать этой душе раскрыться, совершить свой, прекрасный поэтический полет?! Просто у смерти нет души, и она никто, она канцеляристка. Ей не стоит ничего погасить огонь души и остановить сердце. Именно этим она и страшна. Она не будет раздумывать, жалеть, лишь «подошьет под номер пламень плотский». И как жить, зная, что каждое мгновение твоей жизни может оказаться последним, потому что оно, твое время, во власти судьбы – «сумасшедшего с бритвою в руке» - и смерти, для которой все равны?!
Тарковский пытался привыкнуть к мыслям о смерти. Но как ни наполняй себя смирением, не убережешься от горького, отчаянного вздоха: «Я жизнь люблю и умереть боюсь» Тарковский называет стихотворение «Малютка-жизнь». Малютка из-за своей хрупкости, беззащитности. Но она, Малютка, так хороша, несмотря ни на что:
Жизнь хороша, особенно в конце,
Хоть под дождем и без гроша в кармане,
Хоть в Судный день – с иголкою в гортани.
Поэт умоляет ее:
Малютка-жизнь, дыши,
Возьми мои последние гроши,
Не отпускай меня вниз головою
В пространство мировое, шаровое!
Душа бьется между чувством собственной обреченности, тревоги и надежды на вечное бытие.
Тема смерти в поэзии Тарковского получила свое развитие в стихотворениях, посвященных той, кого Поэт «горше всех любил», Марии Фальц, чувства к которой были драмой всей жизни Тарковского, а смерть – ее трагедией. В сборник вошло стихотворение «Мне в черный день приснится», в котором есть следующие строки:
На свете все проходит
И даже эта ночь
Проходит и уводит
Тебя из сада прочь.
И разве в нашей власти
Вернуть свою зарю?
На собственное счастье
Я как слепой смотрю,-
Поэт понимал, что время не в нашей власти, так же, как и Путь, уготованный нам. И, если Путям двух влюбленных суждено разойтись, это произойдет, как сильно они ни любили бы друг друга. А, если человек подошел к концу своего Пути, смерть забирает его. И в 1932 году Поэт написал стихотворение на смерть Марии Фальц «Соберемся понемногу», не вошедшее в сборник:
Для чего мне теплить свечи,
Петь у гроба твоего?
Ты не слышишь нашей речи
И не помнишь ничего
Вот она смерть: забытье, забвенье, глухота, пустота Как Поэт, Тарковский особенно сильно боится пустоты.
В стихотворении «Зуммер» Поэт пишет: «Я бессмертен, пока я не умер». Эту строку можно смело назвать ключом к пониманию философии жизни и смерти в творчестве поэта. Человек смертен, но он вправе ощущать себя сверстником вечности. По словам Сергея Чупринина, «подобно тому как соприкосновение с Землей сообщало Антею непобедимость, культура и история, материализовавшиеся в Слове, сообщают поэту бессмертие, неподвластное жестокой воле природы, ибо это бессмертие повинуется иным, нежели физические, законам – законам духа» .
Тарковский не ищет бессмертия в неземной жизни, что становится понятно из стихотворения «Земное»:
Но я человек, мне бессмертья не надо:
Страшна неземная судьба
Он приходит к выводу, что версия перманентного бытия – «сладкая» иллюзия, заблуждение, и находит в себе силы повиноваться разуму и признать это:
Без всякого бессмертья, в грубой прозе
И наготе стояла смерть одна, - пишет Арсений Александрович в стихотворении на смерть Н. А. Заболоцкого «Могила поэта».
Настоящее – возможность обозревать вечность. Об этом стихотворение «Посредине мира»:
Я человек, я посредине мира,
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я Нестор, летописец мезозоя,
Времен грядущих я Иеремия.
Держа в руках часы и календарь,
Я в будущее втянут, как Россия,
И прошлое кляну, как нищий царь
«Сверстнику вечности» тесно в рамках настоящего, он вступает в диалоги с реальными и мифическими представителями разных эпох: с Жанной д’Арк, царицей Корой, Сократом, астрономом Анжело Секки, Винсентом Ван-Гогом.
Одним из героев Тарковского стал мифический Марсий, поплатившийся за то, что отважился состязаться в искусстве с самим Аполлоном Однако. Марсия сгубило самомнение. Обращаясь к теме о предназначении Поэта, Тарковский пишет о предназначении и судьбе человека; о неприятии того, что человек осужден и обречен на смерть, о терзаниях и одиночестве; о возможности согласия человека с природой. В цикле «После войны» Тарковский пишет:
Меня хватило бы на все живое -
И на растения, и на людей,
В то время умиравших где-то рядом
И где-то на другом конце земли
В страданиях немыслимых, как Марсий,
С которого содрали кожу. Я бы
Ничуть не стал, отдав им жизнь, бедней
Ни жизнью, ни самим собой, ни кровью,
Но сам я стал как Марсий. Долго жил
Среди живых, и сам я стал как Марсий.
Боль и надежда избирают Поэта своим певцом, одаряя его главным оружием – Словом:
Власть от века есть у слова,
И уж если ты поэт,
И когда пути другого
У тебя на свете нет
Поэт – пророк, провидец – мысль, высказанная многими русскими поэтами, например Пушкиным, Лермонтовым. Анна Ахматова любила говорить, что поэт всегда прав. Тарковский писал: «У меня как-то спросили, могут ли стихи предсказать поэта, повлиять на его судьбу. Вы знаете, могут. Как ни странно, могут. Чуткость поэта опережает его сознание. Поэзия порой не только предвосхищает судьбу, но и воздействует на нее» .
Неустранимое присутствие судьбы в каждом слове и обогащает речь, и становится источником трагедии.
В стихотворении «Стань самим собой», Тарковский указывает главное в самореализации человека – «себя найти», не играть «в прятки с самим собой, с твоим искусством и судьбой». Тарковский разделял взгляды украинского философа Григория Сковороды на предназначение человека, считая, что человек должен делать то, что свойственно ему по внутреннему убеждению.
Творчество Тарковского поражает своей искренностью, естественностью и неотделимостью от самого автора. Поэт писал:
Быть может, идиотство
Сполна платить судьбой
За паспортное сходство
А все-таки уставлю
Свои глаза на вас,
Себя в живых оставлю
Навек или на час,
Оставлю в каждом звуке
И в каждой запятой
Натруженные руки
И трезвый опыт свой
Наследие и память должны оставаться после смерти Поэта, тогда он будет жить в вечности.
В стихотворении «Дерево Жанны» Тарковский сравнивает душу с Жанной д’Арк. Здесь поэт рассуждает о творчестве и наследии души, «круговой поруке» мира:
Когда мы умираем,
Оказывается, что ни полслова
Не написали о себе самих,
И то, что прежде нам казалось нами,
Идет по кругу
Спокойно, отчужденно, вне сравнений
И нас уже в себе не заключает
Еще один герой Тарковского – Винсент Ван-Гог. Творчество этого художника привлекало Арсения Александровича трагическим ощущением жизни, умением видеть необычное в повседневном. В стихотворении «Пускай меня простит Винсент Ван-Гог» есть такие строки:
Стою себе, а надо мной навис
Закрученный, как пламя, кипарис.
Лимонный крон и темно-голубое, -
Без них не стал бы я самим собою
Кипарис в древности был символом смерти. Трагическое ощущение и ожидание смерти роднят Поэта с Художником. Без этих мотивов не могло бы существовать творчество обоих. И если Ван-Гога они привели к самоубийству, у Тарковского они другие, ведь он говорил: «Я жизнь люблю и умереть боюсь»
В сборнике есть несколько стихотворений, раскрывающих мотивы единения человека с природой, единства бытия. Например, «Деревья», где автор проводит аналогии между деревом и человеком:
Людская плоть в родстве с листвой,
И мы чем выше, тем упорней:
Древесные и наши корни
Живут порукой круговой.
Или «Иванова ива»
Иван до войны проходил у ручья,
Где выросла ива неведома чья.
Не знали, зачем на ручей налегла,
А это Иванова ива была.
В своей плащ-палатке, убитый в бою,
Иван возвратился под иву свою.
Иванова ива,
Иванова ива,
Как белая лодка плывет по ручью,-
Стихотворение о возвращении к природе, к истокам, связи жизни и смерти, начала и конца, о «круговой поруке». Произведение поражает своей естественность
Все в мире едино, Поэт – «наместник дерева и неба» ,- к таким выводам приходит Тарковский.
Говоря о сборнике «Перед снегом», нельзя не отметить стихотворения посвященные событиям, произошедшим в жизни Арсения Александровича. В 1951 году умерла его вторая жена, Антонина Бохонова, с которой Тарковский развелся годом ранее. В какой-то мере Поэт винил и себя в произошедшем. В сборник вошло одно из стихотворения на ее смерть - «Жизнь меня к похоронам приучила понемногу» Поражает контраст жизни и смерти, когда автор сначала придается счастливому воспоминанию, затем переносится в морг:
И щека еще влажна,
И рука еще прохладна,
И она еще так жадно
В жизнь и счастье влюблена.
В морге млечный свет лежит
На серебряном глазете,
И за эту смерть в ответе
Совесть плачет и дрожит,
Тщетно силясь хоть чуть-чуть
Сдвинуть маску восковую
И огласку роковую
Жгучей солью захлестнуть.
Другое драматичное событие – несчастная любовь к женщине, с которой Поэт познакомился в Ашхабаде. Ей посвящены стихотворения «Кора», «Вечерний, сизокрылый. Боль и страдание долго не покидали Поэта. Марина Тарковская в этой связи обращает внимание на следующее высказывание Поэта: «Страдание – постоянный спутник жизни. И существует какой-то странный способ аккумуляции сил перед достижением большой высоты. Я не скажу, как это делается: то ли надо внушать себе, то ли учить себя видеть, но полностью счастливый человек, наверное, не может писать стихи» И эта несчастная любовь была огромным источником вдохновения для Поэта. В стихотворении «Порой по улице бредешь» Тарковский пишет:
На белом свете чуда нет,
Есть только ожиданье чуда.
На том и держится поэт,
Что эта жажда ниоткуда
Ожидание чуда и несчастье в любви, потери близких и ставшая обыденной смерть заставляют Поэта писать и вкладывают в его уста могущественное Слово.
В стихотворениях первого сборника чувствуется влияние Войны на мировоззрение Арсения Тарковского. Она обострила страх смерти и любовь к жизни, что становится понятно из лирики военного и послевоенного периодов. Тарковский отрицает возможность «непрекращающегося бытия». Также в сборник вошли стихотворения, где Тарковский высказывает свои убеждения о том, что человек должен делать то, что ему «сродно». Он уверен, что его Путь – Путь Поэта, а Поэт наделен пророческой властью и может влиять на судьбу. Тарковский обращается к теме единства бытия и времени, чувствуя связь между собой и героями прошлого, к которым обращается в своих стихотворениях. Поэт будто бы живет в вечности, считая настоящее лишь гранью между будущим и прошлым.
«Земле – земное»
Я век себе по росту подбирал
А. Тарковский
«Земле – земное» - название второго сборника стихотворений Арсения Тарковского. Изданный впервые в 1966 году, он включает в себя лирику разных лет, начиная с 1941 года.
Сборник открывается стихотворением «Словарь»:
Я ветвь меньшая от ствола России,
Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы, влажные, стальные,
Льняные, кровяные, костяные,
Прямые продолжения корней
Это ощущение человека в мироздании перекликается с Псалмами Давида: «древо, насажденное при исходищих вод и лист его не отпадет, и вся, елика аще творит, успеет» Когда-то поэт умирал на госпитальном столе. Тогда ему открылось:
ожил у меня на языке
Словарь царя Давида, - наполненный священным смыслом язык. Слово – не символ, образ, знак. Оно оживает, присутствие судьбы в каждом слове делает его живым, животворящим. Ю. Халфин писал: «Слово должно стать плотью, чтобы противостоять насилию над человеческим духом. Чтобы, причастившись, человек вбирал его силу» . Слово – начало и основа всего. «В начале было Слово И Слово стало плотию» , - можно прочитать в Евангелие от Иоанна. «Русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью» ,-писал О. Мандельштам. Рождение Слова в понимании Тарковского – мука:
Гнусь, как язь, в руках у рыболова,
Когда я перевоплощаюсь в слово
Поэт именно перевоплощается в слово. По Тарковскому это и есть назначение поэта, одушевить «немую плоть предметов и явлений». В «Словаре» он пишет:
И потому бессмертен я, пока
Течет по жилам – боль моя и благо -
Ключей подземных ледяная влага,
Все эР и эЛь святого языка.
Я призван к жизни кровью всех рождений
И всех смертей
В стихотворении «Рифма» Тарковский приходит к другому образу Поэта, желающего «с рифмовником бродить по белу свету// Наперекор стихиям и уму». Правда, впоследствии звучат и такие строки: «Сказать по правде, мы – уста пространства // И времени» То есть он снова подчеркивает полярность образа Поэта, как это уже делал в стихотворении «Сверчок». В «Рифме» Поэт говорит о вечной традиции Слова, поэтической Речи, которую и через «семь тысяч лет» подхватит новый поэт, ведь неизменно:
в смертный час попросит вдохновенья,
Чтобы успеть стихи досочинить:
Еще одно дыханье и мгновенье
Дай эту нить связать и раздвоить!
Поэт и вечность снова сталкиваются в строках «Словаря»:
я жил во времена,
Когда народа безымянный гений
Немую плоть предметов и явлений
Одушевлял, даруя имена
Чувствуя в себе «Народа безымянный гений», Поэт именует все, творя «вторую», «параллельную» реальность. «Поэты – мастера жизни. Они создают свой мир, но через их мир, параллельный нашему, жизнь обнаруживает себя», - писал Арсений Александрович. Этот духовный «параллельный мир», подчиняется духовным же законам: законам поэзии, прекрасного.
Во втором сборнике развиваются мотивы единства бытия в творчестве Тарковского. Ярким примером лирики на эту тему является стихотворение «Превращение», отсылающее читателя к «Метаморфозам» Овидия. Тарковский описывает взаимные превращения людей, вещей, растений.
К Овидию он обращается также в «Степной дудке», где говорит о мотивах, связанных со ссылкой римского поэта в придунайские степи. Тарковский проводит параллели между собой и римлянином:
Из всего земного ширпотреба
Только дудку мне и принесли:
Мало взял я у земли для неба,
Больше взял у неба для земли
Что деньги мне? Что мне почет и честь
В степи вечерней без конца и края?
С Овидием хочу я брынзу есть
И горевать на берегу Дуная
Строки из Овидия Тарковский использует в качестве эпиграфа к стихотворению «Надпись на книге»: «Как волна на волну набегает, гонит волну пред собой, нагоняема сзади волною, так же бегут и часы» Течение времени в лирике Тарковского получает новый образ – прибой:
Ты катишь колесо прибоя пред собой -
Волну вослед волне, и гонишь, как прибой,
За часом новый час – часы, как часовщица
Два абсолютно разных стихотворений пишет Тарковский про душу: «Комитас» и «Малиновка». В первом душа сравнивается с армянским композитором, страдавшим душевным недугом:
Ничего душа не хочет
И, не открывая глаз,
В небо смотрит и бормочет,
Как безумный Комитас
В стихотворении говорится о «стародавней резне». Я думаю, это стихотворение навеяно кровавыми событиями начала века: геноцидом армян в 1915 году.
В «Малиновке» другая душа, душа-птица:
Душа и не глядит на рифму конопляную,
Сидит не чистит перышек, не продувает горла:
Бывало, мол, и я певала под поляною,
«Душа моя затосковала ночью»,-первая строка стихотворения «Ветер», в котором Тарковский вспоминает о М. Г. Фальц. Во втором сборнике о ней также «Первые свидания», «Песня». «Ветер» очень любила А. Ахматова и считала одним из самых пронзительных стихотворений и называла его одной из вершин русской поэзии. А душа Тарковского все так же, и через десятки лет тоскует по Марии Густавовне
«Первые свидания» -стихотворение, которое звучит в фильме Андрея Тарковского «Зеркало». Оно написано в 1962 году, то есть через 30 лет после смерти Фальц. Но поразительно передает эмоции первой любви автора, ощущения счастья. Тарковский обладал даром ценить уникальные моменты счастья, которые столь редко озаряют жизнь человека и столь быстро сменяются серой будничностью. Он передает это в своих стихах:
Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете
Но этот праздник счастья, «богоявленья» был возможен, дан судьбой при одном условии: заранее предопределенном отсутствии будущего у любви, ее обреченности. Философия любви у Тарковского в этих строках неизбежно перекликается с творчеством И. А. Бунина. И эти моменты всепоглощающей страсти не дано забыть влюбленным. Жизнь дает им величайшее счастье, но на каждом шагу их преследует судьба, которая в конце концов разлучит их:
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке
Эти строки отражают одну из сторон «отношений судьбой» Поэта. Ранее он писал о «высокой» судьбе, теперь называет ее «сумасшедшим с бритвою в руке». Двойственность «отношений с судьбой» в свою очередь и рождала противоречие: зависимость от судьбы и «пророческая власть» поэта.
Стихотворение «Песня» также являются скрытым посвящением Марии Фальц:
Давно мои ранние годы прошли
По самому краю,
По самому краю родимой земли,
По скошенной мяте, по синему раю
И я этот рай навсегда потеряю,-
Тарковский знает, что неизбежна смерть, неизбежно течение времени, этот путь от «ранних годов» и первой любви до старости, увядания
Все изменяется, все проходит. Люди уходят из жизни. Но память о них остается. О ней стихотворение – классика Тарковского, посвященное Марии Фальц «Стол накрыт на шестерых»
Стол накрыт на шестерых,
Розы да хрусталь,
А среди гостей моих
Горе да печаль.
И со мною мой отец,
И со мной мой брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат.
Как двенадцать лет назад,
Холодна рука
И немодные шумят
Синие шелка
Брат. Отец. Возлюбленная Призраки жизни Тарковского, самые горькие потери. Судьба и время все решили без него, сделав самых дорогих людей – картинами прошлого. На это стихотворение Тарковского, написанное в 1940 году, в марте 1941 ответила Марина Цветаева:
Все повторяю первый стих
И все переправляю слово:
-«Я стол накрыл на шестерых»
Ты одного забыл - седьмого
Видимо, в этом стихотворении выплеснулось желание Цветаевой быть необходимой, сказалось неприятие окружающего мира:
Чем пугалом среди живых –
Быть призраком хочу с твоими
Стихи к Арсению Тарковскому были последними стихами Марины Ивановны. Ее смерть по силе и глубине удара была равна событиям войны, ее трагедиям. Боль от этой потери Поэт пронес через всю жизнь. Поэту по-настоящему близка лишь поэзия и поэты, так близки были Цветаева и Тарковский. Цветаевой посвящены циклы «Памяти Марины Цветаевой» и «Чистопольская тетрадь».
Тарковский дорожит памятью, воспоминаниями о ушедших из жизни дорогих ему людях. Триптих «Жизнь, жизнь» посвящен А. Ахматовой, которую в последние годы жизни одолевал страх перед смертью.
Его первая часть была заявлена мной как основа работы:
Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком, -
В этих строках просматривается некий евангельский образ – бессмертье шло к Поэту «косяком», и он выбирал сети. Однажды рыбаки-апостолы вернулись на берег без улова. Учитель велел им погрузить сети по правую сторону лодки, и сети сразу наполнились рыбой. Так и в Судный день, стоящие по правую руку «от престола Божия» пойдут в жизнь вечную, а по левую – в мир скорби. Поэт отрицает смерть. «Я бессмертен, пока я не умер», - напоминает он. Он «сверстник вечности»,его бессмертие повинуется не физическим законам, а законам духа.
Поэт продолжает триптих следующими строками:
Живите в доме – и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
Тарковский раздвигает временные рамки, снова соперничая с вечностью. Напоминает, что настоящее – лишь связь миров прошлого и будущего и что любое столетие подвластно Поэту. Время едино: «а стол один и прадеду и внуку».
Завершается триптих не менее смелыми строками:
Я век себе по росту подбирал
Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла,- временные рамки – лишь условность, для Поэта – «сверстника вечности».
Читая «Земле – земное», невольно обращаешь внимание на обилие «ночных» мотивов в этом сборнике. Достаточно и названий стихотворений: «Темнеет»; «Ночь под первое июня»; «Снежная ночь в Вене»; «Новогодняя ночь»; «Сны»; «Бессонница»; «Ночная работа».
В стихотворении «Телец, Орион, Большой пес» Тарковский восхищается: «Могучая архитектура ночи!» Ночь – мир глубоких, трагических переживаний. В лирике Поэта возникают мотивы, связанные с «ночными» стихотворениями Ф. И. Тютчева, в которых привычный дневной мир противопоставлен чужому, бесконечному ночному. Тарковский пишет:
Мне опостылели слова, слова, слова,
Я больше не могу превозносить права
На речь разумную, когда всю ночь о крышу
В отрепьях, как вдова, колотится листва.
Оказывается, я просто плохо слышу
И неразборчива ночная речь вдовства.
Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.
И если я твержу деревьям сумасшедшим,
Что у меня в росе по локоть рукава,
То, кроме стона, им уже ответить нечем.
Тютчевская ночь, Гамлетовские «Слова, слова, слова» придают стихотворению поистине драматический оттенок. Деревья «сумасшедшие», и автору кажется, что их безумство передается и ему. Ночной мир заполнен голосами природы, будто вступающими в диалог с человеком тогда, когда он остается наедине со своим одиночеством и окружающей темнотой.
С ночью связано стихотворение-посвящение: «Темнеет», написанное под вдохновением от несчастной любви к женщине из Ашхабада. В «Бессоннице» Тарковский напишет про ночь такие строки:
От вседневного груза плечам
В эту пору дается свобода,
В эту пору даются вещам
Бессловесные души людские,
И слепые, немые, глухие
Разбредутся по этажам
Она беспокойна, загадочна; «так тревожна для покоя нам данная ночь». Ночь – время размышлений о судьбе, о жизни и смерти, о течении времени:
И что ни день – мне новый день дороже,
И что ни ночь – пристрастнее и строже
Мой суд нетерпеливый над судьбою
В сборник вошли «сказки и рассказы» Тарковского. Я хотела бы обратить внимание на стихотворение-притчу «Бедный рыбак».
Я рыбак, а сети
В море унесло.
Мне теперь на свете
Пусто и светло.
И моя отрада
В том, что от людей
Ничего не надо
Нищете моей.
Мимо всей вселенной,
Я пойду, смиренный,
Тихий и босой,
За благословенной
Утренней звездой, -
В ней явно угадывается портрет любимого Поэтом бездомного философа Сковороды. Так же, как угадывается и образ самого Арсения Александровича Он идет от мира, от настоящего, «мимо всей вселенной». Это стихотворение полностью отражает мировоззрение Тарковского как «духовного странника».
В стихотворениях сборника «Земле – Земное» Тарковский вновь обращается к вопросу о предназначении Поэта и Поэзии, пишет о том, что поэт должен одушевить «немую плоть предметов и явлений», также обращаясь и к образу поэта-странника, то есть развивая тему полярности образа Поэта. Противоречие можно увидеть и в отношениях Поэта и судьбы, которая может находиться в его власти, но в то же время преследует его. В сборнике развивается тема единства бытия, главным образом, мотивы взаимных превращений. В понимании Тарковского поэт создает «параллельную» реальность – мир, подчиняющийся духовным законам. Им же подчиняется его бессмертие, и поэт вправе ощущать себя сверстником вечности, раздвигать временные рамки.
«Вестник»
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало
А. Тарковский
В третий сборник Тарковского, получивший название «Вестник», вошли стихотворении, написанные в период с 1966 по 1971 год.
На склоне лет Поэта все чаще посещают воспоминания. Прежде всего, это воспоминания о детстве. «Зима в детстве» - светлые воспоминания. Картины 1913 года в стихотворении «Тогда еще не воевали с Германией», где автор переносится в довоенное время, когда «неведеньем в доме болели, как манией». Светлая память о матери - «Я в детстве заболел от голода и страха» И вздох по потерянному «раю»:
Камень лежит у жасмина.
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
«Вот и лето прошло, словно и не бывало.
На пригреве тепло. Только этого мало...»
Немногие знают, что в своем легендарном хите исполнила стихи Арсения Тарковского. Дочь поэта уверена, что, если бы отец написал пару стихотворений о и партии, его сборники вышли бы намного раньше. Но, аристократ по духу, он не служил системе и получил признание только в 55 лет.
Детство и юность
Арсений Тарковский родился 25 июня 1907 года в Елисаветграде (ныне – город Кропивницкий, Украина). Мама Мария Даниловна была урожденная румынка, работала учительницей. Отец Александр Карлович служил в Общественном банке. За организацию народнического кружка мужчину на пять лет выслали в Восточную Сибирь, где он начал заниматься журналистикой. По возвращении писал для местных и одесских газет.
У Арсения был старший брат Валерий, в 1919 году он погиб в бою против атамана Григорьева. Поэзия была близка мальчику с детства: с отцом они посещали творческие вечера , и других авторов Серебряного века. В 1925 году после окончания семилетней школы Арсений отправился в Москву и поступил на высшие Литературные курсы, которые закончил в 1929 году.
Литература
С конца 1920-х Тарковский пишет статьи для газеты «Гудок» и стихотворные фельетоны в журнал «Прожектор». В 1933 году начинает заниматься переводческой деятельностью, через год выходят первые книги переводов.
В 1940 году на заседании Президиума Союза советских писателей Марк Тарловский предложил включить Тарковского в Союз за переводы киргизской и туркменской поэзии, грузинских народных песен. Решение было принято положительное.
Начало войны застало Арсения в Москве: свою первую жену и детей он отправил в эвакуацию в Ивановскую область, вторую – в город Чистополь. В конце октября 1941 года он и сам отправится в Татарстан, где создает цикл стихотворений «Чистопольская тетрадь». Параллельно он пишет в Президиум Союза писателей просьбы взять на фронт. С января 1942 года его зачисляют на должность писателя армейской газеты «Боевая тревога».
Поэт не раз участвовал в боевых действиях, успевал писать стихотворения, воспевавшие подвиг советской армии, и басни, высмеивавшие гитлеровцев. Солдаты вырезали стихи из газет и носили в нагрудном кармане вместе с документами и фото близких – настолько они пользовались популярностью в сложные годы. В 1943 году был ранен в ногу, из-за газовой гангрены пережил ее ампутацию.
Первый сборник у Тарковского опубликовать не получилось: он отказался включать в него политические стихи. Первая книга «Перед снегом» выходит лишь в 1962, еще две – в 1966 и 1969 годах. Тарковского начали приглашать с выступлениями на популярные вечера поэзии. В 1978 году грузинское издательство «Мерани» выпустило еще одну книгу «Волшебные горы», где, помимо оригинальных стихотворений, читателям предложены переводы грузинских поэтов пера Тарковского.
Последним прижизненным изданием стала вышедшая в 1988 году книга «Звезды над Арагацем». Всего выпущено 12 сборников стихов Тарковского и 1 трехтомное собрание сочинений. Творчество Арсения занимает своеобразное место в русской поэзии. Он сумел донести до читателя в условиях жесткой эстетической диктатуры традиции Серебряного века, придав им индивидуальный современный оттенок.
В марте 1982 года сын уехал в Италию снимать фильм «Ностальгия». Спустя несколько месяцев на пресс-конференции в Милане он заявил, что возвращаться в СССР не планирует. Тарковский-старший принял его гражданскую позицию, однако в письмах выражал мнение, что «российский художник должен жить и работать на родине».
Смерть сына в 1986 году стала сильным ударом для Арсения Александровича. Состояние его здоровья с того момента начало резко ухудшаться.
Личная жизнь
Первой юношеской любовью поэта считают Марию Густавовну Фальц – именно ей было посвящено стихотворение «Первое свидание». Женщина – вдова офицера, жила в Елисаветграде, была значительно старше Тарковского. Мария Густавовна была музой для Арсения, ей он писал стихи на протяжении всей жизни. Но серьезные отношения с Фальц не сложились.
Биография Арсения Тарковского насчитывает три официальных брака. Первый раз он женился в 1928 году на однокурснице Марии Ивановне Вишняковой. В браке рождаются двое детей – Андрей и Марина. Сын Арсения станет великим кинорежиссером и сценаристом, дочь – писательницей.
В 1937 году отец двоих детей уходит из семьи к Антонине Александровне Бохоновой. Официально развод и новый брак был зарегистрирован лишь в 1940 году. Биографы в причине разрыва первого брака видят банальную причину: дети. Они требовали времени, внимания, заботы. А поэту для творчества нужны были любовь, тишина и покой.
К тому же сын Андрей вспоминал, что мама была «нигилисткой в быту»: в доме не было даже занавесок на окнах. Женщине была важнее духовная жизнь. Видимо, Тарковскому-старшему захотелось спокойствия и домашней атмосферы.
Второй жене Тарковский в прямом смысле слова обязан жизнью. Именно она вывезла его с фронта в столицу и добилась реампутации раненой ноги у известного профессора Вишневского. Общих детей в браке не было, дочь Антонина отчима не любила. Друзья Арсения вспоминают, что Бохонова была доброй, красивой и мягкой. А Тарковскому нужна была женщина властная, которая могла бы направить творческую витающую душу в работу.
В 1947 году поэт уходит от Антонины, но развод оформляет лишь в декабре 1950. 26 января 1951 года вновь женится на Татьяне Алексеевне Озерской. Женщина, по советским меркам, была человеком обеспеченным, зарабатывала на жизнь переводами популярных романов с английского языка. К примеру, ее версия «Унесенных ветром» имела огромный успех.
Бросается в глаза, что ни с одной женщиной он не спешил разводиться, прежде чем не построит новые отношения. Он словно оставлял надежду обеим: для одной то, что вернется, для другой – то, что придет.
Смерть
Последние годы жизни Тарковский часто бывал в Доме ветеранов кино. В ноябре 1988 года его состояние резко ухудшилось, и поэта определили на лечение в Центральную клиническую больницу. Арсений Александрович скончался 27 мая 1989 года, причина смерти – преклонный возраст.
Прощались с Тарковским в Большом зале Центрального дома литераторов, похоронили на кладбище в Переделкино. Через несколько месяцев после смерти Арсений Тарковский посмертно удостоен Государственной премии СССР.
Библиография
- 1962 - «Перед снегом»
- 1966 - «Земле - земное»
- 1969 - «Вестник»
- 1974 - «Стихотворения»
- 1978 - «Волшебные горы»
- 1980 - «Зимний день»
- 1982 - «Избранное»
- 1983 - «Стихи разных лет»
- 1987 - «От юности до старости»
- 1987 - «Быть самим собой»
- 1988 - «Звёзды над Арагацем»
- 1993 - «Благословенный свет»
Дочь поэта Арсения ТАРКОВСКОГО Марина: «Признание к отцу пришло в 55 лет, в один год с братом. Создай он два-три стихотворения о партии и Сталине, его первый сборник увидел бы свет гораздо раньше, но папа никогда не служил системе — он был настоящим аристократом духа»
«Вот и лето прошло, словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало...». Эти строки из песни в исполнении Софии Ротару — первое, что вспоминают люди, далекие от поэзии, услышав имя Арсения Тарковского.
Последний из плеяды великих русских поэтов родился в Елисаветграде, как тогда назывался Кировоград, отец поэта Александр Карлович был воспитанником Ивана Карповича Карпенко-Карого (Тобилевича), драматурга, корифея и одного из основателей украинского театра. Большую часть жизни Арсений Александрович прожил вдали от родных мест, но не в разлуке с ними:
Где вьюгу на латынь
Переводил Овидий,
Я пил степную синь
И суп варил из мидий...
Приходилось слышать, что ни отцу-поэту, ни его знаменитому сыну-кинорежиссеру в личной жизни не везло. Вопреки этому (или благодаря?) Андрей Тарковский снял «Солярис», главная героиня которого — пример абсолютной, до самоуничтожения, жертвенной любви, а Арсений Тарковский написал «Первые свидания». По-моему, это — одно из самых точных в мировой поэзии стихотворений о любви (если в данном случае возможны какие-либо определения):
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке...
«Папа не был ловеласом. Просто, как и всякий творчески одаренный человек, умел ценить красоту, — вспоминала дочь Арсения Тарковского Марина (книга ее мемуаров «Осколки зеркала» удостоилась российской литературной премии «Антибукер», недавно вышла новая — «Арсений Тарковский: судьба моя сгорела между строк»). — В юности он был влюблен в Марию Фальц. Это чувство он пронес через всю жизнь («Свиданий наших каждое мгновенье мы праздновали, как Богоявленье...» написано о ней. - Авт.), может, потому, что Мария рано умерла, они не жили вместе — быт ведь разрушает отношения, особенно страшный, советский.
Потом отец полюбил мою маму (Арсений Тарковский и Мария Вишнякова познакомились в Москве на Высших литературных курсах. — Авт.), но они рано поженились, а такие браки хрупкие. Затем в жизни отца появилась Антонина Александровна Бохонова — чудесная женщина. Папа победил ее своей страстью. Ей было непросто разрушить свою семью и уйти к поэту. Она была милым, добрым, глубоко порядочным человеком, но и ее постигла участь моей мамы, а папа ушел к Татьяне Озерской.
Знаю, отец страдал оттого, что причиняет боль окружающим»...
С Мариной Арсеньевной мы говорили не о «лишней жизни», как в шутку называл интимные подробности ее отец, а просто о нем. Но и о брате, конечно, тоже, ведь темы эти неразрывны: «Мама часто отмечала сходство их характеров и судеб. Только творчество спасало и уводило от жизненных сложностей, которые они порой сами же и создавали»...
Нынешний год для Тарковских — юбилейный дважды: 105 лет со дня рождения выдающегося поэта, 80 лет могло бы исполниться выдающемуся режиссеру, в фильмах которого «Зеркало», «Сталкер», «Ностальгия» звучат стихи отца...
«ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ОТЦА БЫЛИ ТРАГИЧЕСКИМИ — ЕГО ОТПРАВИЛИ В ДОМ ВЕТЕРАНОВ КИНО»
— Марина Арсеньевна, Арсений Александрович писал, как на день рождения ему пекли воздушный пирог, прятали в чулан. Однажды мальчик туда пробрался и стал отщипывать кусочек за кусочком. Александр Карлович, заметив это, не стал ругать испуганного сына — взял его на руки и принялся успокаивать: «Это у нас не Асик, это зайчик маленький»... А какое у вас самое раннее воспоминание об отце?
— Папа с Антониной Александровной жили совсем рядом с нами, в 10 минутах ходьбы. Так что мы с Андреем видели его довольно часто. Хотя для меня это были мучительные встречи: папа усаживал меня на колени, обнимал, расспрашивал о моей жизни, но я не могла отвечать, вообще говорить не могла — только плакала...
Детская травма осталась у меня на всю жизнь. Я вообще из плачущих людей...
— «Нашу крошку звать Марина. Наша крошка — балерина» — строчки из шуточной колыбельной, которую вам напевал папа...
— У меня было домашнее прозвище — Мышь.
— Потому, что «мышка» рифмуется с «Маришка»?
— Просто я была очень маленькой и очень зоркой — находила все, что обронили на пол...
— Когда вы с братом выросли, так же часто встречались с отцом?
— Да, он наведывался к нам домой, мы бывали у него. Правда, общаться стало труднее, когда он женился в третий раз. Была просто выстроена стена — кирпич за кирпичом, выше и выше... Обычно папа звонил и приезжал, когда ненадолго оставался один.
Последние полгода жизни он провел в больнице. Когда я потом заболела сама, вдруг вспомнила историю, которая стала первым рассказом в «Осколках Зеркала». В 1943-м мы с Андреем вернулись из эвакуации в Переделкино, потому что наша московская комната была кем-то занята. От соседки я принесла в дом маленькую козочку, назвала ее Сильвой.
Году в 1946-м мы с Андреем пришли в Дом творчества писателей, где часто бывали у папы. Там ходили разряженные дамы — в шляпках, с зонтиками, мы же появились босые, брат — в подаренных кем-то галифе, а за мной, как собака, бежала коза Сильва...
Арсений (справа) со старшим братом Валерием и матерью Марией Даниловной, 1909 год, Елисаветград. Брат Тарковского погиб в мае 1919-го в бою против атамана Григорьева
— Читала, как рыдал Тарковский, когда кошка Мариэтты Шагинян разорвала белку, которую он привык кормить в парке чуть ли не с руки...
— Это подлинная история, после которой папа возненавидел шагиняновскую кошку.
— А заодно и саму советскую писательницу, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Сталинской премий?
— Ну да (смеется)... Она была своеобразным человеком — если у Мариэтты Сергеевны кончались аргументы в споре, эта дама демонстративно вынимала слуховой аппарат из уха: человек мог возмущаться сколько угодно и чем угодно, но она его не слышала...
— Говорят, психологически Арсений Александрович был вечным ребенком, даже младше собственного сына Андрея...
Арсений, 1908 год
— Подобные воспоминания меня не умиляют, даже немножко раздражают. В биографии Тарковского все не просто — такая ситуация была очень удобна человеку, который находился рядом с ним...
— Третьей жене вашего отца Татьяне Озерской?
— Не хочу сейчас называть имен. Действительно, выгодно было иметь рядом не самостоятельного мужчину, а дитя, пусть гениальное, которым можно руководить. Видеть это мне было очень больно...
Помните строки Бориса Пастернака: «...но кто мы и откуда, когда из всех тех лет остались пересуды, а нас на свете нет». Их уже нет на свете — остались пересуды. (Поэт Кирилл Ковальджи вспоминал саркастическое двустишие Тарковского: «Я единственный в нашей семье, кто женат на гремучей змее». — Авт.).
Мне хочется восстановить отца в глазах многих читателей и любителей поэзии как личность...
В 1921 году Тарковский и его друзья были арестованы из-за публикации в газете акростиха, в котором нелестно характеризовался Владимир Ленин. Арсению удалось бежать с поезда по дороге в Николаев, куда везли арестованных, после чего он много скитался по Украине, был сапожником, работал в рыболовецкой артели
Последние его годы были просто трагическими (Тарковский месяц не дожил до 82-летия. - Авт.) — абсолютно с ним не посчитавшись, его отправили в Дом ветеранов кино. Конечно, спасибо Союзу кинематографистов СССР, который пошел навстречу пожеланиям тогдашней папиной жены. Руководители творческой организации сделали это от чистого сердца, ведь не могли знать ситуацию изнутри. У папы есть строки: «...если правду сказать, я по крови — домашний сверчок», а ему приходилось жить...
— ...в казенном доме...
— Абсолютно верно! Папа любил свою квартиру, и коллекцию пластинок, и книги, и свою, простите за подробности, ванну. Он ведь был инвалидом войны...
— ...передвигался с помощью «палки-упалки», но даже в таких обстоятельствах — бытовых, житейских — ему не изменяло чувство юмора: «возвращаюсь в родные пеналы»...
Арсений с сыном Андреем и первой супругой Марией Вишняковой, 1934 год. «Мама была плохим кузнецом своего счастья. Она не вышла второй раз замуж, не умела устраиваться в жизни, все было направлено на наше с Андреем благо»
— Комната, где папа жил в Доме творчества «Переделкино», как раз и была настоящим пеналом. Жена обитала в соседнем номере, у него же стояли только кровать и стол. Окно было расположено очень высоко, почти недосягаемо, где-то под потолком, так что смотреть в него было невозможно. В Доме ветеранов кино условия оказались лучше — все-таки две комнаты...
— То есть Арсений Александрович и Татьяна Алексеевна фактически жили раздельно?
— Она любила спать допоздна. Папа спал в первой, проходной комнате (как бы гостиной), на узком диване со спинкой, очень неудобном (надолго умолкает). Но давайте на этом закончим этот разговор...
«СЕМЬЮ МОИХ РОДИТЕЛЕЙ РАЗРУШИЛО СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ. ТОЧНЕЕ, ТОТ НЕВЫНОСИМЫЙ БЫТ...»
— Почему ваша бабушка противилась браку ваших родителей, чуть ли не расписку взяла с дочери, Марии Ивановны Вишняковой: мол, если разведешься с Арсением, меня не ругай?
Когда Арсений Александрович ушел из семьи к Антонине Бохоновой, Андрею было три года, а Марине полтора, 1935 год
— Матери часто создают образ идеального мужа для своей дочери и, если воображаемый образ не совпадает с реальным человеком, бывают недовольны выбором. Но мама полюбила Арсения Тарковского, потом бабушка узнала его поближе и тоже полюбила. Заботилась о нем: шила пальто, белье (родители поженились в 1928 году, тогда ничего не было — полная разруха), купила плащи прорезиненные, чтобы мама с папой могли ездить на экскурсии. Бабушка вообще была добрым и любящим человеком.
— Настоящее потрясение — читать письма Марии Ивановны к вашему отцу, написанные уже после развода: «Милый Асинька! Не бойся обращаться со мной как с мамой... О своих личных делах не страдай, Асик... Я все прекрасно понимаю... Мы обменяем комнатки, и ты будешь жить хорошо и спокойно. Возьмешь кое-что из мебели, у меня есть лишнее ложе (диван)... Нужны ли тебе деньги? Крепко целую, дети не знают, что я тебе пишу.
Марина и Андрей Тарковские, конец 40-х
Они тебя очень крепко любят. Они кошки милые, только буйные иногда...». Мария Ивановна сдружилась со второй женой Арсения Александровича, помогала Антонине Александровне, когда та заболела, даже, кажется, хоронила ее, сгоревшую в 46 лет от рака мозга...
— Точнее, была на похоронах (у Антонины Александровны осталась дочь Лена от первого брака с литературоведом Владимиром Трениным, другом Владимира Маяковского и Давида Бурлюка)...
Есть пословица — каждый кузнец своего счастья. Мама была плохим кузнецом. Она не умела устраиваться в жизни и как будто нарочно выбирала для себя самые трудные пути. Она не вышла второй раз замуж, пошла работать в типографию с ее потогонными нормами, не поехала в эвакуацию с Литфондом — и все потому, что не могла кривить душой даже перед собой. Казалось, в жизни ей ничего не нужно — была бы чашка чая с куском хлеба да папиросы. Вся ее жизнь была направлена на наше с Андреем благо...
Первая супруга поэта Мария Вишнякова и Маргарита Терехова на съемках картины Андрея Тарковского «Зеркало», 1974 год
Мне кажется, семью моих родителей разрушило советское время. Точнее, тот невыносимый быт, на который оно их обрекло. Две комнаты по 10 квадратных метров, муж-поэт работает ночью, днем ему надо спать, а тут как раз проснулись дети...
Творчество, как монашество, требует всего человека — целиком. Я это на себе испытала, когда работала над «Осколками зеркала». Среди ночи вставала, чтобы что-то записать. Папа не мемуары писал, а стихи, но представьте, сколько было раздражителей вокруг. Плюс недовольная жена, которой надо с двумя маленькими детьми идти на рынок за молоком, топить печку. (Когда Арсений Александрович ушел из семьи, Андрею было три года, а Марине — полтора. - Авт.). А у Антонины Александровны, его будущей второй жены, прелестной женщины, в доме уже подросшая дочь, богемные гости, шутки, светскость...
Марина с отцом, 70-е годы
— Правда, что когда Арсений Александрович решил оставить вторую семью, Антонина Александровна вызвалась погладить его единственные выходные брюки, поставила на них утюг и специально прожгла, чтобы мужу не в чем было пойти на свидание с соперницей — грузинской актрисой Нато Вачнадзе? Но перемены в личной жизни все равно произошли: расстроенный Тарковский отправился в гости к соседям, где встретил Татьяну Озерскую...
— Полагаю, эту историю кто-то придумал (Нато Вачнадзе погибла в 1953 году в авиационной катастрофе. По слухам, к ее смерти приложил руку Лаврентий Берия, безуспешно добивавшийся благосклонности актрисы. — Авт.)... Антонина Александровна была замечательным человеком, с чувством собственного достоинства. Я уверена, что такую глупость она сделать не могла...
«ПАПЕ СДЕЛАЛИ ПЯТЬ ОПЕРАЦИЙ, АМПУТИРУЯ НОГУ ВСЕ ВЫШЕ И ВЫШЕ, И ТОЛЬКО НА ШЕСТОЙ ГАНГРЕНУ УДАЛОСЬ ОСТАНОВИТЬ»
— В войну Антонина Бохонова буквально спасла жизнь вашему отцу, когда он, раненный, погибал в полевом госпитале...
Стихотворения Тарковского, посвященные Марине Цветаевой, составляют отдельный цикл. «Папа не мог ответить на ее горячую дружбу, он был семейным человеком»
— В декабре 1943 года под городом Городок Витебской области папа был ранен разрывной пулей в ногу. У него развилась газовая гангрена. Антонина Александровна с помощью друзей получила пропуск в прифронтовую полосу и привезла отца, которому к тому времени сделали пять неудачных операций, ампутируя ногу все выше и выше, в Москву. Там, в Институте хирургии, знаменитый профессор Александр Вишневский сделал ему шестую реампутацию — гангрену удалось остановить...
Кстати, папа спокойно мог остаться в тылу: имел бронь, да и по медицинским параметрам к воинской службе не годился. Но еще в Москве рвался в ополчение, а когда перевез семью в эвакуацию в Чистополь, добился отправки на фронт. Как член Союза писателей был откомандирован во фронтовую газету «Боевая тревога», где работал военным корреспондентом. Участвовал в боевых действиях, был награжден орденом Красной Звезды...
— Арсений Александрович признавался, что больше других фильмов сына любит «Сталкер», хотя героиня «Соляриса» буквально списана с вас... Отец это сходство сразу заметил?
— Не знаю. Мы мало разговаривали друг с другом — в основном молчали. В последние годы папа держал меня за руку, где-то рядом присутствовала его жена. Я не любопытна, и мне было трудно задавать какие-то вопросы...
Действительно, Андрей попросил, чтобы на роль Хари подобрали актрису, похожую на меня, и нашли прелестную Наталью Бондарчук. Там великолепная работа оператора Вадима Ивановича Юсова. Первое появление Хари — крупный план: щека, пушок на этой щеке, как у персика...
Хари мне так близка еще и потому, что олицетворяет совесть автора. Вероятно, домысливаю, но раз Андрей хотел, чтобы актриса была похожа на меня, может, он и меня считал человеком достаточно порядочным...
С третьей женой Татьяной Озерской, 80-е годы. «Я единственный в нашей семье, кто женат на гремучей змее»
Кстати, в «Ностальгии» жену главного героя Горчакова зовут Марией, как нашу маму, но актриса Патриция Террено — один к одному я в молодости. У меня такая же коса была, сзади закрученная...
— Ваш сын Михаил похож на Арсения Александровича?
— Талантом — да. Михаил — чудесный прозаик. В прошлом году сборник его рассказов «Замороженное время» получил премию «Ясная Поляна» имени Льва Николаевича Толстого в номинации «XXI век».
Думаю, Миша (сейчас ему 53 года) очень похож и на меня. Совершенно мой человек, хотя с дочерью Катей у нас тоже близкие отношения. По первому образованию сын — географ и биолог. Работал на Енисее, в поселке Мирный, где один человек сказал о Михаиле-орнитологе: «Тарковский — третий гениальный человек в этой семье». Потом сын переехал в поселок Бахта и стал охотником. Писать начал еще в Мирном, но нам стоило большого труда уговорить его показать свои стихи дедушке. Арсения Тарковского окружало множество молодых людей — ему присылали стихи по почте, и он очень добросовестно отвечал каждому, считая это своим долгом. Хотя в основном это были просто графоманские опусы — редко кто становился настоящим поэтом — таких можно пересчитать по пальцам одной руки...
У Михаила очень развито чувство достоинства, он никогда не пользовался именем дедушки или дяди.
— Что сказал Арсений Александрович?
— «Миша, ты должен писать».
— И внук написал:
Похороны Анны Ахматовой 10 марта 1966 года. С матерью прощается Лев Гумилев, слева — поэты Евгений Рейн и Арсений Тарковский, крайний справа — Иосиф Бродский. «Уход Анны Андреевны сталдля папы огромным горем»
Я не трогал ваши перья,
Не вертелся у стола
И не рвался в подмастерья,
Но Она меня нашла...
— Она — это Муза...
— Вы поддерживаете отношения с младшим, норвежским, племянником?
— У Андрея три сына. Со старшим (от Ирмы Рауш. - Авт.) поддерживаю — Арсений Андреевич живет в Москве, он хирург. Средний — Андрей (от Ларисы Кизиловой. — Авт.), президент Международного института искусств имени Андрея Тарковского, обитает во Флоренции и редко приезжает в Россию из Италии. С младшим сыном Андрея Александром мы очень часто общались, когда Саша был маленьким, а его мама Берит — свободной. Она по-настоящему любила Андрея и очень горевала о его смерти, но жизнь не стоит на месте...
— Лейла Александер-Гаррет в книге «Андрей Тарковский: Собиратель снов» пишет, что после похорон его вдова Лариса Павловна Кизилова выпытала у знакомых телефон Берит и стала регулярно звонить ей с угрозами...
— Не хочу рассказывать о Берит, не имею внутреннего права... Саша уже взрослый. В последний раз приезжал в Москву, когда ему было лет 15 или 16, с тех пор прошло много времени. Сейчас мы не общаемся, но это не наша вина, а наша беда...
«ПАПА БЫЛ УВЛЕЧЕН ЦВЕТАЕВОЙ ПРЕЖДЕ ВСЕГО КАК ПОЭТОМ»
— Еще одна деликатная тема — Цветаева и Тарковский. «Всякая рукопись — беззащитна. Я вся — рукопись», — писала Марина Арсению. А он, узнав о ее гибели, откликнулся трагическими строками: «...наш хлеб отравленный возьмешь на Страшный суд...». Возможно, беду в Елабуге удалось бы предотвратить, если бы Арсений Александрович приехал в Чистополь не 16 октября 1941 года, а всего на два месяца раньше — в середине августа...
— Именно так я и писала о Цветаевой и Тарковском.
Для начинающего поэта Цветаева была значительной фигурой, в свое время поэтически ему очень близкой. Марина Ивановна на протяжении всей своей жизни нуждалась в присутствии рядом с собой друга, который бы ее понимал, — это поддерживало ее, подпитывало как поэта, оживляло чувства. Порой она стремилась целиком захватить объект внимания в свой плен. Таким человеком на время и стал мой папа...
— В одном из ваших интервью я прочла: «Не перестаю поражаться Цветаевой — удивительная женщина! В тюрьме — муж, дочь, на руках — сын, ни дома, ни работы, от нее, «белогвардейки», «эмигрантки», все шарахаются, а она ищет общения с молодым поэтом Тарковским»...
— Папа был увлечен Цветаевой прежде всего как поэтом. Он не мог не ответить на ее горячую дружбу, он был семейным человеком. Однажды, когда Тарковский с женой и Цветаева оказались на книжной ярмарке, он не подошел к Марине Ивановне, ее это обидело...
Началась война. Однажды Цветаева и Тарковский случайно встретились на Арбатской площади и попали под бомбежку. Спрятались в бомбоубежище. Марина Ивановна была в панике — раскачиваясь, повторяла одну и ту же фразу: «А он (фашист) все идет и идет...».
— Цветаева говорила Тарковскому: «И — гроба нет! Разлуки — нет!»...
— Отец сильно горевал о смерти Марины Ивановны. Сейчас, публикуя его книги, выделяю стихи памяти Цветаевой, написанные в разные годы, в отдельный цикл. При жизни папы это было невозможно из-за редакционной цензуры...
Позже самым драгоценным поэтом для отца стала Ахматова, дружбой с которой он чрезвычайно дорожил. Уход Анны Андреевны стал для папы огромным горем. Попрощался он с ней в Москве, потом в числе других сопровождал гроб с ее телом в Петербург (тогда еще Ленинград) и был во время отпевания Анны Андреевны в Никольском морском соборе...
— Первая поэтическая книга Арсения Тарковского, как известно, увидела свет в 1962 году — прежде выходили только его переводы: грузина Симона Чиковани, азербайджанца Разула Рзы, туркмена Мамедвели, известного под псевдонимом Кемине... «Ах, восточные переводы, как болит от вас голова»... В 1967 году ему присвоили Государственную премию Каракалпакской АССР, в 1971-м — Госпремию Туркменской ССР, лауреатом же Государственной премии СССР Арсений Александрович стал только в 1989-м, посмертно...
— Признание к отцу пришло в один год с Андреем. Брат получил Гран-при Венецианского международного кинофестиваля (в 1962-м «Золотой лев» достался ему за фильм «Иваново детство»), а у папы появился сборник с символическим названием «Перед снегом»...
«ОН УЕХАЛ ЗА ГОРОД ОТ СВОЕЙ ПОСЛЕДНЕЙ ЖЕНЫ, НО НАЧИНАТЬ ЖИЗНЬ СНАЧАЛА НЕ РЕШИЛСЯ»
— Дебют Арсения Тарковского состоялся довольно поздно, в 55 лет...
— Создай он два-три стихотворения о партии и Сталине, книга увидела бы свет гораздо раньше, но папа никогда не служил системе — он был настоящим аристократом духа...
— «Гений — это не дар, а путь, избираемый в отчаянных обстоятельствах» — эти слова Жана Поля Сартра процитировал кинорежиссер и сценарист Александр Витальевич Гордон, ваш муж и однокурсник Андрея. Они ведь и о сыне, и об отце. Вопреки житейским обстоятельствам поздняя лирика Арсения Тарковского потрясает:
Я врезался в возраст учета
Не сдавшихся возрасту прав,
Как в город из-за поворота
Железнодорожный состав...
— Поэты отличаются от людей, которых называют нормальными. Испытания и горе подавляют обычного человека, а поэта стимулируют. Очень люблю цикл, посвященный последней любви отца, с которой он был разлучен:
Какое счастье у меня украли.
Когда бы ты пришла в тот страшный год,
В орлянку бы тебя не проиграли,
Души бы не пустили в оборот...
Это было ужасное время для папы (в рукописи было — «в орлянку бы меня не проиграли»)... Он никогда не произносил имени той женщины, никогда со мной о ней не говорил. Хотя уехал за город от своей последней жены и какое-то время жил один, в санатории. Потом вернулся — куда деваться? Другого жилья не было. Начинать жизнь сначала не решился, ведь был уже не молод.
— Что сейчас на месте дома в 1-м Щипковском переулке Москвы, где прошли детство и юность Андрея, где родился ваш сын Михаил, внук Арсения Александровича, где жили три поколения вашей семьи? Он ведь был снесен — по иронии судьбы, как раз накануне одного из Международных московских кинофестивалей...
— Надеюсь, там скоро будет стройка. Дом постепенно разрушался, последний инвестор стер его с лица земли окончательно, но в этом году решился, наконец, вопрос о восстановлении. Это собирались сделать еще при Юрии Лужкове, новый мэр Москвы Сергей Собянин постановил окончательно: в Замоскворечье будет «Дом Тарковских». Префект центрального округа очень способствует проекту. В этом культурном центре запланированы библиотека, синематека, просмотровый зал и, конечно, музей. Уже выделены деньги на подготовительные работы, на будущий год строительство должно завершиться.
— Ваша дочь Катя учится на музейном отделении Российского государственного гуманитарного университета. Собирается ли она заниматься музеем «Дома Тарковских»?
— Очень надеюсь...
— Планировались ли в Кировограде юбилейные торжества?
— Думаю, да. Дом Тарковских там тоже, увы, снесен, но осталось здание банка, в котором работал наш дед — Александр Карлович Тарковский. В местном коллегиуме есть небольшой Музей Арсения Тарковского, недавно горсовет распорядился открыть также городской музей поэта и установить памятник. Конечно, на это нужно время...
— Плюшевую обезьяну, которая в последние годы жизни Арсения Александровича обитала на его диване, в музей передадите?
— Той игрушки у меня нет. Обезьяне кто-то из папиных гостей даже подарил калоши...
